Смысловые парадоксы финансово-экономической политики современной России
Даже не знаю, как правильнее определить всю финансово-экономическую политику России с 98-99-х годов. Как «бессмысленную осмысленность» или как «осмысленную бессмыслицу». В любом случае это политика, которая на первый непросвещенный взгляд далеких от экономики людей кажется полнейшей бессмыслицей, но на самом деле представляет собой вполне осмысленную стратегию. И при этом же она (политика) базируется на корневых постулатах, которые автоматически делают ее совершенно бессмысленной. Вот такие парадоксы, требующие некоторых пояснений.
Для начала сразу скажу, почему стоит говорить о политике именно с 98-го или 99-го года. Все, что было до этого, тоже наверное можно назвать политикой. Только к России она никакого отношения не имела. Россия в ней выступала не как субъект, а как насилуемый объект. Впервые заговорить о субъектности России в финансово-экономической области можно лишь после дефолта 98-го года.
Общая суть финансово-экономической политики в рассматриваемый период (до наших дней) сводится к одной-единственной цели – борьбе с инфляцией. Именно с ней борется ЦБ, ее больше всех боится Правительство, она же главное зло для Президента. Все остальные цели являются второстепенными, которыми можно легко или нелегко, но пожертвовать ради победы над инфляцией.
Такая постановка вопроса и определила то, что для обычного человека кажется полнейшей бессмыслицей. Вместо того, чтобы вкладывать деньги в развитие собственной экономической базы, наше государство во все «тучные годы» высоких нефтяных цен активно занималось складированием избыточных денег в заграничных авуарах. Якобы на черный день. На самом деле ни о каком черном дне речи не шло, причина такого на первый взгляд поведения российской власти была совершенно в другом. И логика в таком поведении действительно имеется.
Для начала небольшое пояснение. Недавно сын (18 лет) задал мне несколько вопросов относительно того, что есть хорошо в плане ввоза или вывоза капиталов. Ему казалось вполне нормальным, если страна на внешнем рынке зарабатывает больше, нежели с этого внешнего рынка потребляет. Избыточные деньги он предлагал использовать для скупки зарубежных активов. То есть примерно то, чем занимались все эти годы компании экспортной направленности, да и не только ни.
На самом деле ничего хорошего в постоянном профиците (положительном сальдо) торгового баланса нет и быть не может. Как нет ничего хорошего и в обратной ситуации. Любое существенное отклонение торгового баланса от нулевого сальдо есть ошибка, ведущая к проблемам страны. Это отклонение в том или ином виде приходится постоянно покрывать за счет обратно направленных капитальных потоков.
Поясню на простом (и специально немного утрированном) примере. Если Вы заработали на экспорте миллиард, а импорт составил всего полмиллиарда, то у Вас всего два выхода. Держать избыточные деньги в валюте на зарубежных счетах или инвестировать эти деньги, но опять же за границей. И в том, и в другом случае вы кредитуете или развиваете не свою, а зарубежную экономику, объективно находящуюся с вашей в конкурентных отношениях. То есть по сути выступаете в роли предателя собственной страны, снижая ее конкурентоспособность по отношению к другим странам-конкурентам.
Обратная ситуация еще хуже. Если миллиард это импорт, а полмиллиарда – экспорт, то недостаток в полмиллиарда вам придется покрывать за счет зарубежных кредитов. То есть завлекать собственную страну в кабальную долговую зависимость от внешних кредиторов. О том, что такая ситуация может быть крайне болезненной, мы все могли неоднократно убедиться в последние десятилетия. Включая последний случай с отказом в рефинансировании осеню прошлого года, что привело к двукратному падению курса рубля с соответствующим относительным обнищанием простых людей, имеющих исключительно рублевые заработки.
Вернемся к государственной политике.
Когда растущие нефтяные цены обеспечили России беспрецедентный рост экспортных валютных поступлений, первый этап финансовой политики был исключительно осмысленным. Страна активно гасила весь накопленный до этого момента государственный долг, включая долговое наследство СССР. То есть происходило активное освобождение страны от имевшейся кабальной зависимости. Это можно было только приветствовать. Но уровень валютных доходов оказался настолько высок, а тренд повышения цен на энергоносители настолько длителен, что с проблемой долгов удалось справиться очень быстро, всего за несколько лет. Оставшаяся небольшая часть долгов лишь обозначала присутствие нашей страны на внешнем кредитном рынке для индикативного отслеживания кредитных рейтингов.
А перед страной во весь рост встала проблема, что делать с десятками миллиардов экспортных долларов, регулярно сваливавшихся в нашу финансовую систему. Часть денег была направлена во все возможные направления импорта. И уже через некоторое время едва ли можно было бы найти в мире продукт, который нельзя было бы приобрести в России. Но емкость импортного рынка упирается в два своеобразных тупика. Потребительский импорт уперся в потолок покупательной способности населения, а инвестиционно-промышленный импорт уперся в два собственных препятствия. Нежелание российского бизнеса инвестировать в проекты с длительными сроками окупаемости и нежелание зарубежных производителей современного технологического оборудования и собственно технологий продавать их в Россию, плодя себе будущих конкурентов. И то, и другое вполне можно понять и объяснить, но это не отменяет самого факта образования проблемы. Текущий платежный баланс (внешнеторговый плюс баланс трансграничных услуг) никак не мог быть приведен к нулевому сальдо.
Вкратце поясню, почему положительное сальдо текущего платежного баланса это проблема. Уровень цен внутреннего рынка определяется во многом соотношением товарного предложения и платежеспособного спроса. Последнее в очень сильной степени зависит от размера денежной массы в стране. Продажа избыточной массы валюты (не покрытой импортом) вызывает рост рублевой денежной массы без ее покрытия товарными активами. Что автоматически приводит к инфляции.
Проблему решили устранить наиболее простым и естественным образом. Встречно направленными капитальными потоками (попросту вывозом капитала). Государство по своей линии начало формировать масштабные «резервы», скупая иностранные долговые обязательства, а экспортерам дали отмашку на скупку зарубежных активов, представлявших интерес для их бизнеса.
На какое-то время проблема казалась решенной. Но ситуация довольно быстро усугубилась. С одной стороны, наша власть, пребывая, не иначе, как в романтическом настроении, постоянно активно ратовала за приток иностранных инвестиций. С другой стороны, спекулятивный капитал сам, почувствовав нарастание прочности российской экономики в ряде добывающих отраслей, активно направился на участие в снятии сливок в условиях столь привлекательной экономической конъюнктуры. Привело это к тому, что инициированный нашим государством экспорт капиталов пришлось дополнительно наращивать на величину спекулятивного импорта капиталов. В свою очередь это породило дополнительные риски, очень наглядно проявившиеся летом-осенью 2008-го года, когда зарубежные «инвесторы» дружно принялись бежать из страны.
Страх перед инфляцией у нашей власти породил еще одну усугубляющую проблему. Рублевые кредитные ставки никогда существенно не опускались ниже 10-ти процентов даже для самых крупных и надежных заемщиков. Одновременно стабильное положительное сальдо текущего платежного баланса диктовало если не укрепление, то как минимум стабильность номинального курса рубля по отношению к доллару. В итоге мы получили сразу две взаимосвязанные проблемы. Во-первых, разница в ставках провоцировала наши банки к масштабным кредитным заимствованиям за границей, во-вторых, наша реальная экономика оказалась в сложном положении по отношению к зарубежным конкурентам. Импортировать оказалось проще и дешевле, чем производить внутри страны.
Кратный рост зарубежных кредитных заимствований привел к еще одной неприятной проблеме. Напомню, что наш экспорт капитала имел два условных направления. Государственные вложения и частные инвестиции. С ростом кредитов из-за рубежа государство в целях недопущения даже потенциального коллапса национальной экономики, вызванного какими-либо экономическими или политическими причинами (как пример, отказ в рефинансировании долгов осенью прошлого года), было вынужденно поддерживать постоянный уровень собственных зарубежных вложений примерно на таком же уровне, какой набирали частные валютные заимствования наших банков. Это в свою очередь привело к тому, что все чистые зарубежные инвестиции наших компаний оказались частными и плохо управляемыми со стороны государства. И их же частный характер предопределил их уязвимость по различным политическим мотивам. Все, чем они обеспечены (защищены от изъятия) в настоящее время, это встречные прямые инвестиции западных компаний в российскую экономику. И баланс явно не в пользу России и ее капиталов (у «нас» там намного больше, нежели у «них» тут).
Насколько лет назад власти в России наконец поняли, что подобная политика ведет исключительно в одном направлении – полнейшей деградации национальной экономики и ее соответствующей «конкурентоспособности». В итоге появилось новое направление использования избыточных денежных средств – масштабные инвестиции. Условно говоря, от чистого монетаризма, предполагающего участие государства в экономике исключительно воздействием на размер денежной массы и кредитные ставки), наша власть стала использовать элементы теории кейнсианства, предполагающей финансовое стимулирование экономики прямыми государственными расходами. Именно в это время стали появляться мега-проекты типа олимпиады, чемпионатов мира по футболу и строительства космодрома «Восточный». Началось активное финансовое вливание в сектор ВПК. Резко оживилось и финансирование различных инфраструктурных проектов.
Это, безусловно, огромный шаг вперед по сравнению с тем, что наблюдалось до этого. Но, увы, это не решение проблемы в целом. Если обратиться к истокам кейнсианства, то мы увидим, что смысл всех финансовых расходов государства один – стимулирование внутреннего спроса за счет государственного финансирования. Идет ли речь о производстве оружия или строительстве инфраструктуры, то смысл этих действий всегда одинаков – вброс на рынки дополнительных денег без формирования дополнительной товарной рыночной массы. Если государство купило танк, то рабочие получили зарплату, производители металла и энергии оплату своих услуг, а вот товара на рынке не появилось. И все эти деньги стали платежеспособным спросом для уже имеющихся на рынке товаров. За счет этого и происходит стимулирование спроса и оживление экономики. То же самое происходит при строительстве дороги или стадиона.
В принципе, и то, и другое можно сделать платными, но сроки окупаемости и генерируемые денежные потоки не соизмеримы с объемом вложений.
В некоторой степени масштабное государственное финансирование военно-технических и инфраструктурных проектов имеет положительное воздействие на экономику, стимулируя производство тех же металлов, строительных материалов и саму строительную отрасль. Да и обновление общей инфраструктуры, почти пришедшей к состоянию развала, тоже положительно. Но дело в том, что, возвращаясь немного назад, мы видим, что проблема России не в недостатке денежной массы по отношению к товарной. Проблема России как раз в обратном. В крайнем недостатке товарной массы по отношению к потенциальной денежной, если прекратить искусственный экспорт капитала.
В итоге вся вроде бы логичная и осмысленная деятельность российского государства в экономической области оборачивается полнейшей бессмыслицей. И корень зла в основах мышления. Наша власть так и не смогла преодолеть догмы либеральной экономической теории, запрещающей государству напрямую развивать экономику. Если бы вместо многолетнего финансирования зарубежных долгов и стимулирования частного экспорта капитала наше государство направило бы активность на восстановление и развитие разрушенного наследия СССР, в первую очередь в высокотехнологических отраслях и машиностроении, то итоги развития сегодня были бы совершенно иными. Как показала практика, модернизация предприятий за счет исключительно частных инвестиций произошла лишь в отраслях, имеющих большой экспортный потенциал, например, в металлургии. В отраслях, изначально настроенных на внутренний рынок, ситуация продолжает оставаться плачевной и ухудшаться. И вина за такое положение дел лежит именно на государстве и его идеологической зашоренности.
Есть и еще одна проблема, которая ставит наше государство в сомнительное двойственное положение. Основная линия глобального противостояния сегодня протекает не в идеологической сфере, как было во времена СССР. Она касается общей глобальной модели мироустройства. Глобальная корпоративная модель власти через механизмы взаимодействия транснациональных корпораций противостоит национально-государственнической модели через механизмы взаимодействия суверенных государств. В этом противостоянии шансы России на выживание и общемировую субъектность присутствуют только во второй модели. В рамках господства корпоративной модели Россия как субъект не существует даже в теории. Нельзя сказать, что наша власть этого не понимает в принципе. Понимает, или точнее поняла, но слишком поздно. Ведь все ее действия по стимулированию частного экспорта капитала из России, по превращению того же Газпрома в транснациональную корпорацию (и не только его), все действия по привлечению иностранных инвестиций, это лить воду на мельницу именно корпоративной модели мироустройства. То есть самый короткий путь к самоубийству. И эта двойственность в поведении российской власти прекрасно свидетельствует о полнейшем отсутствии какой-либо полноценной экономической стратегии, как и в более широком смысле общей стратегии по сохранению субъектности России в мире. Одними пушками и ракетами эту субъектность не защитить.
Весь материал (из-за ограничений ресурса до 15 000 символов) не вместился.
Окончание по ссылке :
http://chipstone.livejournal.com/1256655.html
